УЧЕБА И БЫТ ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (ознакомиться можно по ссылке: ppi.pnzgu.ru/page/44220)

 

КОНДРАТЬЕВ АЛЕКСЕЙ ТИМОФЕЕВИЧ,

доцент кафедры математического анализа, проректор по научной работе  

ТРУЖЕНИКИ ТЫЛА ТОЖЕ КОВАЛИ ПОБЕДУ  

         1941 г. Мы только что окончили начальную школу, и многие из нас желали продолжить учебу в семилетней шко­ле, находящейся в соседнем селе в десяти километрах от нашего. Однако безмятежное детство прекратилось: враг напал на нашу Родину, и все круто изменилось. Помню это число, 22 июня. Сельчане по какому-то поводу находились в сельском клубе (то ли это были выборы или колхозное собрание). Там по радиоприемнику на батарейках и услы­шали, что началась война. Люди выходили из клуба пону­рыми, грустными. Деревня наша опечалилась.

Уже на следующий день стали вручать повестки на фронт: из села уходили воевать наши отцы, братья, сестры. Этот процесс стал непрерывным, потому что вскоре стали при­ходить повестки и другого рода – похоронки. Так что слезы были частым явлением в нашем селе. У нас даже сложили в связи с этим грустную песенку. Вот один из куплетов ее:

Вся Кардавская дорожка, вся слезами улита,

Вся слезами улита, по ней ходят некрута (рекрута)...

Провожали на фронт далеко за село, и только около мес­течка «Проводлей» расставались, часто на веки. Трудно назвать дом в селе, где бы не было потери. В книге «Память» числится не менее десяти и моих ближайших родственни­ков (родных дядей, двоюродных братьев и сестер).

С самого детства мы как бы повзрослели. Уже лето 1941 г. заставило нас взять косу в руки. Мы отдавали отчет, что без коровы, без картошки прожить нам нельзя. Помню: пошли мы с матерью косить наш пай, выделенный колхозом. Ни она, ни я косить не могли, тем более что трава была цуговая, плотная и высокая. Мы посшибали верхушки, на­брали вязанку сырой травы и отправились домой. Решили к рвать траву руками и стали заготавливать и сушить осот, молочай, березку, васильки, веники. Поэтому «сенокос» у нас длился до «белых мух». И все же мы набрали корм и корове, и козе, и овечкам. На другой год дело обстояло уже лучше. Я мог отбивать косу, наточить ее, хотя настоящих брусков не было. Точили речным камнем или кирпичом.

Что касается учебы, то матери сказали: «Сейчас не до учебы. В сумку класть нечего, за квартиру платить нечем». Так мои сверстники прочно осели в селе, и у них началась трудовая жизнь. Нас считали в колхозе такими же тру­жениками, как и наших матерей. Мой товарищ Петя был водовозом, другой – подсобным рабочим, меня сделали помощником счетовода. Я начислял трудодни нашим матерям, пользуясь нормативами. Мне было в это время 13 лет. На трудодни почти ничего не давали, поэтому в народе говорили: «Работаем за палочку».

В селе в это время основной обувью были лапти. До войны их плели наши отцы. Теперь это ремесло легло на наши плечи, и мы, надо сказать, его освоили довольно быстро. В короткие зимние дни мы с товарищем Федором выдавали «на гора» по паре лаптей. Сырье для них мы тоже изготавливали сами. Потихоньку (чтобы лесник не заме­тил) мы срубали молодые липки, сдирали с них кору во время сокодвижения и приносили домой. Здесь мы ее  скатывали в кольца и высушивали на солнце. Плели лапти, как правило, зимой, так как летом наступала одна страда ответственнее другой. Здесь и копка огорода, и прополка, и сенокос, и уборка и т.д.

Война продолжалась. Казалось, что ей и конца не бу­дет. В селе, помню, с грустью говорили, что немец бомбит уже Воронеж, скоро, наверное, и к нам придет. Население помогало фронту и кисетами, и варежками, и носками, и даже лаптями. Мы слышали тогда, что для солдат не хва­тало обуви. А иногда, бывало, услышишь, что кто-то видел в лесу незнакомого человека. Это давало повод говорить о дезертирах. К сожалению, и такое было. Однажды женщи­на вышла рано утром во двор и не досчиталась двух овец. Открыла передние ворота, увидела следы. И пошла, пошла по следу. Он вел в лес. Она увидела там дымящуюся зем­лянку и, что есть сил, побежала обратно. Заявила в сель­ский совет. С большим трудом этого дезертира поймали вместе с его женой, прихваченной им где-то в Польше.

Об экономических трудностях в годы войны писалось уже неоднократно. Я в войну, кажется, никогда досыта не ел. Хлеба почти не было. Вместо хлеба был суррогат. Час­то не было соли, спичек. Освещал избу светец с лучиной. Молоко, как правило, снятое и картошка спасали нас.

Тяжелым бременем ложились налоги. Надо было сдать 10 кг масла в топленом виде, 40 кг мяса и т.д. Кол­хозное животноводство испытывало большие трудности с кормами, поэтому на обессиленных лошадях подчас не могли привезти солому с поля. Иногда это делали наши матери. Мы вместе с ними возили эту солому на салаз­ках. Нетрудно представить, что было в ростепель. Утром, по морозцу, мы в лаптях доходили еще кое-как до омета. Пока шли, накладывали солому, солнце делало свое дело.

На обратном пути мы ухались в лужи и приходили домой мокрые до колен. Ведь лапти для воды – решето. Глубо­кая простуда, фурункулы на всем теле – вот итог этой со­ломенной эпопеи.

С трудом мы вскапывали огород для посева. Копали в основном лопатой, но нередко объединялись с соседя­ми и таскали плуг вместе с матерями. Заставляла это де­лать жизнь. Она мобилизовала все силы, чтобы выжить. Не могу не рассказать об одной детской семейке, жившей от нас через один дом. Отца и брата их сразу же взяли на фронт, мать умерла в начале войны. Осталось трое детей: Пете было 12 лет, Насте – 7, Коле – 3 года. И вот все воен­ные годы эти дети жили одни и вели хозяйство, как и все. Они засевали огород, держали корову и другую живность, девочка стряпала и еженедельно топила баню, а Коля не­редко сидел на крылечке и говорил, какую «лыбу» поймал Петька, показывая ее размеры на руке. Уместно сказать, что они тоже ковали победу.

Осенью и весной мы украдкой (так как не разрешали) собирали оставшиеся на поле колоски, высушивали их на печке. Затем размалывали зерно на самодельной мельни­це. Конечно, муки получалось мало, однако ее можно было добавлять в лепешки из липового листа для связи. Весной собирали замерзшую картошку на полях и делали из нее «трахмал» (крахмал). Из него получались вполне съедоб­ные блины. Однажды рано утром из райцентра к нам при­шел на лыжах десятиклассник Володя обменять что-то из поношенной одежды на картошку. Мать как раз пекла эти «трахмалевые» блины и, прежде чем осуществить обмен, накормила гостя этими блинами. А за картошку он оставил нам пальтишко с цигейковым воротником. Это событие явилось началом нашей долгой дружбы не только с Воло­дей, но и всей его семьей.

В Городище, в нашем райцентре, стояла воинская часть. Мы туда в лопаточках нередко ходили, чтобы обменять у солдат сушеную черемуху и орехи на спички и на соль. Здесь же мы видели на старых купеческих домах проро­ческие слова «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!» Несомненно, этот лозунг воодушевлял лю­дей, укреплял их веру в победу.

Сталинградская битва была закатом фашистской армии. Мы все радовались успехам наших воинов, хотя жертвы продолжались. Мой родной дядя Вася, треугольные пись­ма которого я читал его матери и сестре, прошел почти всю войну. И вот в апреле 1945 года был убит. Мать его смерть объясняла тем, что он отказался от ее благословения, когда его брали на фронт.

В 1944 году мать сказала мне, что я должен учиться. Пришел я в 5-й класс переростком. Все в школе казалось мне непривычным, рассказы о воробьях наивными. Тем не менее, я вошел в нормальное русло. Учителей с высшим образованием почти не было. Немецкому языку нас учи­ла десятиклассница и то только один урок. Потом она от­казалась быть учителем за неимением достаточных у нее знаний. Математику преподавал учитель, окончивший ког­да-то техникум. Здорово мы путались в знаках «-» и «+» при преобразовании выражений. Военное дело преподавал инвалид, пришедший с фронта. Требовал с нас очень стро­го пункты устава учить наизусть. Ползали мы и по-плас­тунски, в том числе и в весеннюю распутицу. Одежда на нас была кое-какая. Ходили часто в лаптях, в стареньких заплатанных пальтишках, нередко подпоясанных мочаль­ными веревками.

В годы войны вступил в комсомол. Билет до сих пор у меня сохранился, и я с теплотой вспоминаю те дале­кие времена. Комсомольцы были тогда составной частью актива села. Нас назначали объездчиками полей, чтобы уберечь их от потравы и воровства. Мы вместе с другими приглашались на «перекличку», когда выступал секретарь РК КПСС и говорил о положении дел, скажем, с уборкой урожая. В то время меня назначили избачом. В избе-чи­тальне мы устраивали громкие читки газет, занимались художественной самодеятельностью и, конечно же, танце­вали под гармонь. Надо сказать, что звуки гармони, песни не прекращались во все годы войны. Они поддерживали здоровый тонус в селе.

Источников информации в селе было очень мало. Теле­фон был только в сельском совете. И вот наступил долго­жданный день победы. Курьер сельсовета ходил по всему селу и стучал палкой по наличникам окон и извещал о том, что война кончилась. Не помню каких-то митингов в этот день, но на глазах сельчан была и радость, были и слезы. Это был день торжества жизни.

Вскоре стали возвращаться в село и фронтовики. Один из них принес в село гармонь с большим количеством кно­пок и клавишей – аккордеон. Она вызвала большое удив­ление: такую еще никто не видел. Воин развернул меха трофейного аккордеона и заиграл известные сельчанам ме­лодии. Фронтовика толпа провожала до самого дома.

День Победы действительно «порохом пропах». Мил­лионы людей долго ждали этого дня. Он вошел в память не только народов нашей страны, но и народов всего мира.

   

КУХАРЧУК ИВАН ФИЛИППОВИЧ (1924-1997), 

доцент кафедры отечественной истории

  ВОСПОМИНАНИЯ КОМСОМОЛЬСКОГО РАБОТНИКА

 Я родился 29 августа 1924 года на Украине, в селе Ка­мень Овручского района Житомирской области. Великая Отечественная война для семнадцатилетнего выпускника школы стала первым, самым главным жизненным универ­ситетом, как и для тысячи его сверстников. Пережив пер­вые бомбежки родной Украины, я твердо решил, что дол­жен быть чем-то полезен своей стране, что не смогу спо­койно жить в тылу, в далеком Казахстане, куда предстояла эвакуация. Поэтому, отстав в дороге от семьи, оказался в незнакомом городе Пензе, решил не ехать дальше на Вос­ток, а отправился в обком комсомола и попросил помочь с отправкой на фронт. Подобных ситуаций были миллионы, а на фронт я, конечно, не попал. Мне предложили более прозаическое место – заведующего общим отделом Телегинского райисполкома Пензенской области, так как не хватало кадров. В Телегине я работал до апреля 1942 года, а затем был направлен слушателем в Первую Московскую партизанскую школу при ЦК ВЛКСМ и Центральном шта­бе партизанского движения. После окончания партизанс­кой школы в марте 1943 года принимал участие в партизанском движении как спецработник отдельной бригады особого назначения.

Война еще не закончилась, но она уже велась за пределами страны, а в освобожденных районах нужно было восстанавли­вать мирную жизнь. Весной 1944 года я отправился на работу инструктором Ровенского обкома ВЛКСМ, а с февраля 1945 года стал первым секретарем Сарненского райкома ВЛКСМ.

Западная Украина еще долго оставалась очень неспо­койной территорией, поскольку здесь всегда были сильны националистические настроения. И после войны здесь гремели выстрелы, только стреляли не захватчики, а внут­ренние враги. В этот период я работал первым секретарем райкома комсомола в городе Острог Ровенской области, заканчивал партийную школу в городе Львове и работал в Острожном райкоме партии до августа 1951 года.

В 1951 году я переехал в Пензу. Сразу поступил на за­очное отделение исторического факультета Пензенского государственного педагогического института им. В.Г. Бе­линского и закончил его в 1955 году. Продолжал работать по партийной линии, учительствовал, начинал свою лек­торскую карьеру, был председателем Пензенского обкома профсоюза госучреждений.

В 1964 году начал преподавать в ПГПИ им. В.Г. Белин­ского на кафедре истории СССР. С сентября 1965 по 1996 год работал на кафедре истории КПСС (после переименова­ния – кафедре отечественной истории). Вся моя жизнь, вся профессиональная деятельность несли на себе отпечаток военных лет, когда слово «патриотизм» не требовало огово­рок и длинных комментариев. Закономерно, что тема моей научной работы была тесно связана с военно-патриотичес­ким воспитанием. Я приложил немало усилий для создания в институте Музея боевой и трудовой славы, долгие годы возглавлял Совет музея и Совет ветеранов университета.

 

   ЛЕВКОВИЧ НИНА АЛЕКСАНДРОВНА (1927-2004),

старший преподаватель кафедры зоологии

 ПОДРОСТКИ В ГОДЫ ВОЙНЫ

Саратов 1941 г. 22 июня я заканчивала 7-й класс. Ранним утром кружковцы Дома пионеров собрались на берегу реки Волги. Начались тренировки по гребле на байдарках. Вдруг руководитель в рупор попросил всех к берегу: «Срочно всем в Дом пионеров!» Мы побежали. Там нам объявили, что на­чалась война. Сразу же мы разошлись по своим школам. На следующий день был выезд в колхоз, так как многих колхоз­ников срочно призывали в армию. После колхоза я с под­ружкой решила проситься на фронт. Бегали в райком комсомола, хотя еще и не были комсомольцами (15-летние).

С детства я мечтала стать летчицей. И, уговорив подру­гу, падала заявление в авиационный техникум. Поступила. Сразу же студентов отправили в колхоз на сельхозработы. Занятия начались только в конце октября. И вот я узнаю, что нас выпустят не летать, а пошлют работать на авиаци­онный завод. Я поняла, что надо скорее фронту помогать и решила уйти работать. Долго не отдавали документы. Но, наконец-то, отдали, и я поступила работать на военный за­вод «Серп и молот» токарем. Взяли с большим удовольс­твием, так как работать было некому: в цехах были только старики и дети. Работали по 12 ч. в сутки. Одну неделю – в дневную смену, другую – в ночную, без выходных. Когда переходили с дневной смены на ночную, то получалось 24 часа, и нам давали 4-х часовой перерыв. Мы искали уголок в цеху и на земляном полу садились, обняв коленки и за­сыпая голодными. Делали снаряды для «Катюши». Работа была очень тяжелая.

В Саратове была эпидемия сыпного и брюшного тифа. Я отболела брюшным тифом. Под госпиталь было отдано здание юридического института в самом центре города. В это время немцы были у Сталинграда. Каждый вечер были налеты немецких самолетов на Саратов. В бомбоубежище нас не отпускали, так как надо было выполнять заказ фрон­ту. Напротив завода «Серп и молот» был завод «Шарико­подшипниковый». В него попала бомба (как раз я работала в ночную смену). Были жертвы, горели рядом дома. Другой раз бомба попала в «Крекинг-завод». Нефть разлилась по окраине города и горела трое суток. Несколько самолетов были сбиты. Я видела, как прожектора «ведут» самолет, а по нему зенитки палят и сбивают его. Обломки самолетов до сих пор есть в музее.

Работая на заводе, я решила, что по годам отстаю от сверс­тников, и поступила в открывшуюся к тому времени заочную школу. Работала в ночную смену, а днем учила и ходила сда­вать задания, отвечать. Сейчас удивляюсь тому, как я могла выдержать – за один год закончить 8 и 9 классы (экстерном).

На заводе я надорвалась, заболела и была уволена по болезни. За лето на подготовительных курсах при Саратов­ском университете окончила 10-й класс и с осени 1944 г. стала студенткой. Конкурс был большой: из 300 зачислен­ных на курсы в университет приняли только 11 человек. Курсы были организованы при СГУ специально для отор­ванных от учебы войной.

 

 

ЛИПАТОВ НИКОЛАЙ СЕМЕНОВИЧ (1923-1999), доцент кафедры математического анализа

 

 О ПАРАДЕ ПОБЕДЫ

 Мое участие в Великой Отечественной войне было обычным, как у большинства старшеклассников того вре­мени. Необычным было лишь участие в параде Победы. Память об этом – медаль «За победу над Германией» была вручена нам, участникам парада, накануне от имени Пре­зидиума Верховного Совета СССР командиром парадного мотоциклетного батальона подполковником Неделько.

Война застала меня и мою сестру Антонину, которая на 2 года моложе меня, в детдоме в городе Красноводске. Наши отец и мать скончались за 5 лет до этого. После окон­чания 9-ти классов в июле 1942 года был призван в армию. Несколько месяцев находился в учебной роте в Пензенской области (г. Кузнецк, поселок Селикса). Учились саперному делу, ставить и снимать мины, наводить переправы, стро­ить доты и дзоты, понтоны и командные пункты.

На передовых позициях я оказался в августе 1943 года, но не все дошли до них. Шли до передовой мы днем, лесом. Это было в Орловской области. И вот при переходе боль­шой поляны на нас налетели немецкие самолеты. Они на­чали сбрасывать бомбы. На этой поляне многие из наших и остались. Одна из бомб взорвалась недалеко от меня. Хотя землей меня осыпало и обильно, но ни одним из осколков я тронут не был.

Когда я оказался на фронте, немцев, хотя и не очень быстро, начали гнать уже на запад. Нас, саперов, на мар­ше часто выдвигали вперед с целью своевременного об­наружения мин. Среди саперов ходила пословица «Сапер ошибается лишь один раз». Действительно, ошибка сапе­ра – взрыв мины, с которой он не справился. А вместе со взрывом погибает и сапер. Больше он ошибаться не будет. Такой ошибки в нашем небольшом саперном взводе не случалось. Трагедия возникла с другой стороны.

Наш 350-й стрелковый полк 96-й стрелковой дивизии (ее переименовали потом в Горловскую) подошел к реке Сорж, которую нужно было форсировать. Мы – на вос­точной стороне, немцы – на западной. Саперный взвод, расположившийся в небольшой лощине, занялся подго­товкой деталей переправы. Немецкий берег был выше, и, конечно, всю внутренность лощинки они просматривали. Но установилось какое-то затишье. Не стреляли ни они, ни наши, и саперы двигались, особенно не прячась. Нам понадобился дополнительно топор, за ним меня и послал командир. Вернулся я быстро, но уже к похоронам. Немец артиллерийским налетом накрыл в лощине весь взвод. В живых никого не осталось. Наше продвижение вперед все­ляло в бойцов энтузиазм, но все равно в боевых порядках долгожители встречались редко. Вот и меня осколок мины настиг неожиданно. Я его никак не ожидал. Находились мы около белорусского местечка Калинковичи. Местность ровная, как стол. Немецкие траншеи, как я сейчас вспоми­наю, были от нас метрах 200-300. Установилось затишье. Но особенно из траншей не высовывались ни они, ни мы. Все было видно, как на ладони: на мушку поймают сразу.

Меня с пакетом посылают в штаб полка, который нахо­дился как раз в Калинковичах. Это метрах в 500 от передо­вых позиций, в тылу. Туда я пробрался удачно. И, очутив­шись в Калинковичах, пошел свободно и спокойно вдоль широкой улицы. Вдруг вдоль этой улицы стали ложиться мины. Оказывается, улица немцами все же просматрива­лась. Я понял, что бьют по мне. И только после этого заме­тил, что улица пуста. Вдоль улицы маячу лишь я. Кинулся к дому, лег лицом вниз. В это время меня и шлепнуло. Ощу­щение такое, что ударили как будто палкой. Лишь пощу­пав место удара, обнаружил, что течет кровь. Я поднялся, немного прошел, потом почувствовал, что не могу идти. Это было рядом со штабом, и поэтому пакет, который я нес, попал в штаб без задержки. Меня на лошади доста­вили сперва на медпункт, оттуда переправили в армейский госпиталь, где я лечился 3 месяца – до 11 марта 1944 года. После излечения я снова попал в свою часть, которая с пе­редовой была уже снята в связи с большими потерями. Она встала на доукомплектование.

В это время из войсковой части начали отбирать канди­датов в военное инженерное училище под Москвой. Об­ратились, конечно же, ко мне, так как в части имеющих образование 9-10 классов было мало. Я с радостью согла­сился, так как ожидался конец войны и специальности у меня никакой не было. Отобранных снабдили учебниками и дали несколько дней на подготовку. Я хорошо написал диктант и прошел собеседование по математике. Только врач обратил внимание на мой рост, и поступать нс посо­ветовал. Но сказал, что если я все же буду поступить, то он медицинский осмотр оформит рекомендательно.

В октябре 1944 года я оказался в Нарофоминске в 149-й учебной танковой бригаде. Оттуда и попал на Парад По­беды. В этой части я служил в качестве командира орудия танка и радиста, но для участия в параде меня сделали стрелком на мотоцикле. Готовить к параду нас стали задол­го. Нам сразу повысили норму питания. А незадолго до па­рада всем выдали новенькое обмундирование, в том числе и сапоги: до этого были в обмотках. Все были очень рады, но все же не все понимали, какую нам честь оказали.

Готовились к параду все с удовольствием, с большим энтузиазмом. В ночь, накануне парада, в районе Красной площади осмотр всех частей делал Рокоссовский. Он стоял в кузове грузовой машины, борта которой были откинуты. А мы участники парада, маршируя, проходили мимо него. Было начало рассвета, густые сумерки, и лицо Рокоссовс­кого я хорошо не разглядел.

Наши мотоциклы на параде двигались хотя и медлен­но, но все же были на значительном расстоянии от три­буны. Несмотря на это, я как-то сразу заметил Сталина, Молотова, Буденного, Ворошилова, по-видимому, потому, что эти образы в нашей видовой памяти довольно четко отпечатались.

Демобилизовавшись в феврале 1947 года, я в Энгельсе закончил 10-й класс школы рабочей молодежи, работая од­новременно кочегаром на хлебопекарне. В 1948 году сразу же после получения среднего образования поступил на механико-математический факультет Саратовского универ­ситета, который закончил в 1953 году. 3 года преподавал в сельскохозяйственном институте. С 1956 года работал в Пензенском педагогическом институте.

Великая Отечественная война – тяжелый труд, но Па­рад Победы запомнил я как светлое и яркое событие своей жизни.

МАРДЕНСКИЙ НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ, доцент кафедры физической географии

 НА КОЛЬСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ

 Авт. М.С. Ратушная.

Николай Александрович Марденский родился в 1921 г. в городе Великий Устюг Вологодской области в семье рабочего-обойщика. В 1939 г. он окончил среднюю школу и поступил в Петрозаводский педагогический институт на литературный факультет, затем по семейным обстоятель­ствам вынужден был оставить институт и уехать в Мур­манск, где в ноябре 1939 г. был принят в учительский инс­титут. Так как Мурманск был закрытым городом, а у него не было прописки, ему пришлось из него уехать.

В январе 1942 г. он был призван в армию. Служил прос­тым рядовым солдатом морской пехоты на Северном фло­те. Жизнь пехотинца проста и обыденна. Но в этой обы­денности весь героизм простого матроса. Нужно было выстоять, выдержать, несмотря на отсутствие достаточно­го количества боеприпасов и продовольствия. Случались многодневные ожидания без сна, когда непонятно было: плывет корабль или стоит.

К незамерзавшему порту Кольского залива рвался опас­ный и коварный враг. На Мурманск наступали горно-егер­ские дивизии 20-й горной армии. Несмотря на то, что фа­шистские захватчики были специально обучены ведению боевых действий в горной местности, наше Заполярье оказалось неприступным для них. Защитники Мурманска, пехотинцы и моряки, проявили истинное мужество и геро­изм. Они не позволили немцам приблизиться к Кольскому заливу.

По указу Президиума Верховного Совета СССР за му­жество и стойкость, проявленные при защите Мурманска трудящимися города и воинами Советской армии и Воен­но-морского флота в годы Великой Отечественной войны, городу Мурманску присвоено почетное звание «Город-ге­рой» с вручением ордена В.И. Ленина и медали «Золотая звезда».

За участие в Великой Отечественной войне Н.А. Мар­денский награжден медалями «За оборону Советского За­полярья», «За победу над Германией» и юбилейными меда­лями. После демобилизации он закончил географический факультет Ленинградского педагогического института им. Покровского, затем аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию. С 1954 г. работал на кафедре физической географии ПГПИ им. В.Г. Белинского ст. преподавателем, доцентом, занимал должность декана естественно-геогра­фического факультета.

Н.А. Марденский является автором учебных пособий, имеет ряд публикаций в сборниках статей Географичес­кого общества СССР, посвященных геоморфологическим исследованиям.

   

МАРТИНОВИЧ АРСЕНИЙ ЕВТИХИЕВИЧ (1918-2006), доцент кафедры политэкономии

 ПАМЯТЬ СЕРДЦА И ПАТРИОТИЧЕСКИЙ ДОЛГ

 Память о самой тяжелой из тысяч войн, о которых зна­ла история человечества, о Великой Отечественной войне советского народа – есть особая память. Ей не будет забве­нья, а славе не будет конца.

Начало Великой Отечественной войны я встретил, на­ходясь в рядах Советских Вооруженных Сил в должности заместителя политрука, секретаря бюро ВЛКСМ Симфе­ропольского пулеметно-минометного училища.

Я был в пехоте. На войне всем плохо, но тяжелее всего пехотинцу, и век у него самый короткий в боях, особенно при наступлении.

Сколько пройдено сотен километров, сколько выкопа­но окопов и сколько пришлось проползти по-пластунски, прижимаясь к матушке-защитнице земле при свисте пуль и разрывах мин и снарядов.

Сколько раз приходилось попадать в невероятно тяже­лые ситуации, когда оставались живыми из сотен лишь десятки людей. Ведь смерть, которую мы неоднократно видели в лицо, дышала нам холодом и смрадом, осколками свистела и свинцом секла, строчила пулеметным градом.

Особенно памятна для меня Берлинская операция, в которой участвовала наша дивизия, начиная с плацдарма севернее Кюстрина на Одере. Она прошла к этому времени большой боевой путь от Сталинграда и Москвы до реки Одер.

В одном из сохранившихся писем с фронта жене я пи­сал: «Сталинград... Чудовищно кошмарные скелеты домов с зияющими окнами. Изуродованные танки, орудия, авто­машины, груды железного лома и кирпича. Все, буквально все разрушено. Нет ни единого уцелевшего дома. Но мы устояли, мы победили! Тот, кто видел руины Сталинграда, тот всегда будет беспощаден к врагу!».

Во время войны я был агитатором политотдела 370-й Краснознаменной ордена Кутузова Бранденбургской стрелковой дивизии, которая входила в 69 армию 1-го Бе­лорусского фронта (фронтом командовал Маршал Советс­кого союза Г.К. Жуков).

Наша дивизия одна из первых дивизий 1-го Белорусско­го фронта 4 февраля 1945 г. форсировала р. Одер севернее Франкфурта и прочно удерживала Кюстринский плацдарм, отбивая неоднократные атаки противника, стремившегося сбросить нас в Одер.

Перед личным составом мы, политработники и коман­диры, зачитали приказ Г.К. Жукова о наступлении и обра­щение Военного совета фронта.

Долгожданная минута последнего большого боя насту­пила. 16 апреля в 3 часа ночи по берлинскому времени (в 5 часов по московскому) воздух над Кюстринским плацдар­мом потряс грохот тысяч орудий. Тысячи тонн смертельно­го металла летели на головы противника. Создался искус­ственный ветер. Мощный удар наносили бомбардировщи­ки. Вскоре пехота с танками непосредственной поддержки перешли в атаку.

И сразу же полосу атаки осветили 140 мощных зенит­ных прожекторов, ослепляя недобитого противника, кото­рому показалось, что мы применили новый вид оружия.

Ворвались в первые траншеи. Передний край обороны противника был прорван. Но затем, оправившись от пора­жения, гитлеровцы стали драться с ожесточением.

Был ранен мой товарищ, агитатор Петр Анисимов, убит командир роты, где я находился. Рота залегла при плотном обстреле со стороны немцев. И в этой обстановке при на­ступлении на город Франкфурт-на-Одере, для того чтобы взять ещё одну высоту, можно было агитировать только личным примером. А как это не просто, зная, что сража­ешься накануне полной победы, когда в горячке бьется пулемет, свистят пули, рвутся снаряды, преодолеть себя, шаг­нуть вперед! И я шагнул вперед, возглавил атаку. За мной последовали остатки роты. Высота была взята!

А затем пришлось при отражении атаки противника за­менить убитого пулеметчика. В этом бою я был контужен, шинель в нескольких местах была пробита пулями. За этот бой был награжден орденом Красной Звезды.

Принимая участие в Берлинской операции, я видел, как по фронтовым дорогам двигались толпы людей, которым наши бойцы вернули жизнь и свободу. Вчерашние узники ликовали, плакали, пели, размахивали флагами и таблич­ками, поясняющими, из каких они стран. На всех языках Европы звучали слова благодарности Советскому Союзу и его воинам-освободителям.

Великая Отечественная война закончилась нашей пол­ной победой. Победил наш общественный и государствен­ный строй, наша идеология, наша военная наука и искусст­во, наша экономика, наш героический народ.

И.В. Сталин в обращении к народу 10 мая 1945 г гово­рил: «Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, перенесенные нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданные на алтарь Отечества, не прошли даром и увенчались полной победой над врагом. Вековая борьба славянских народов за свое су­ществование и свою независимость окончились победой над немецкими захватчиками и немецкой тиранией».

Самое дорогое и священное из того, что одно поко­ление передает другому, – эта память, память о былом, об опыте героического прошлого. Нить памяти соединяет всех нас, живущих и умерших, в единый народ, в еди­ную историю. Память – это строгое величие обелисков и достойное продолжение дела, которое отстаивали, за которое сражались и умирали солдаты Великой Отечест­венной войны, спасшие нашу страну и мировую цивили­зацию от фашистской чумы.

Источник: Во имя Победы: Воспоминания, статьи и очерки. – Пенза: ПГПУ, 2010.