Великая Отечественная война в судьбе сотрудников Педагогического института (кликать на банер)
УЧЕБА И БЫТ В ПЕНЗЕНСКОМ ПЕДАГОГИЧЕСКОМ ИНСТИТУТЕ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (можно ознакомиться здесь: ppi.pnzgu.ru/page/44220)
АБРАМОВ СЕРГЕЙ ФЕДОРОВИЧ (1923 - 1996), доцент, проректор по учебной работе
ПОЛВЕКА В ПЕДАГОГИЧЕСКОМ ИНСТИТУТЕ
Авт. Н.С. Кузнецова
Он родился 10 ноября 1923 г. в семье крестьянина-середняка в с. Марковка Иссинского района Пензенской обл. В год начала войны закончил среднюю школу в р.п. Лунино и с первых месяцев войны участвовал в строительстве оборонительных сооружений. В 18 лет был назначен политруком строительного батальона Пензенской области. Был призван в Красную Армию и направлен на Крымский фронт. В марте 1942 г. получил тяжелое ранение, в результате которого ему ампутировали правую руку. В этом же году на фронте погиб отец. Мать Сергея умерла в 1944 г., оставив на его попечение детей-сирот – трех сестер.
Он не сдался перед жизненными обстоятельствами. Проявив мужество, бойцовские качества и волю, научился писать и делать необходимую домашнюю работу левой рукой. Поступил в педагогический институт на исторический факультет и закончил его с отличием (1942-1946 гг.). За время учебы в институте был Сталинским стипендиатом. В 1945 г. принят в ряды ВКП(б).
После окончания вуза Сергей Фёдорович был оставлен на работу в ПГПИ ассистентом, а затем стал старшим преподавателем на кафедре истории СССР. В характеристике С.Ф. Абрамова отмечалось: «Тов. Абрамов – участник Великой Отечественной войны, образцово дисциплинирован, непрерывно работает над собой».
И, действительно, вся дальнейшая биография преподавателя отражает его непрерывную работу над собой. В институте Сергей Федорович избирался членом партбюро истфака, секретарем партийной организации вуза, дважды – депутатом Ленинского районного Совета депутатов трудящихся г. Пензы, работал внештатным лектором Обкома КПСС и общества «Знание».
В 1951 г. С.Ф. Абрамов перешел на кафедру истории КПСС (тогда – марксизма-ленинизма) и работал в этом коллективе до конца своих дней. В 1967-1968 гг. Сергей Федорович был направлен в годичную аспирантуру в Московский областной педагогический институт им. Н.К. Крупской, которую успешно закончил, и в 1969 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Деятельность Коммунистической партии Советского Союза по развитию химического машиностроения в годы семилетки (1959-1965 гг.)». В 1969 г. он избирается доцентом кафедры, а в 1970 г. назначается на должность проректора по учебной работе. В этом качестве служил институту до июля 1979 г. С 1979 г. по 1988 г. Сергей Фёдорович являлся зав. кафедрой, затем работал преподавателем, доцентом кафедры, которая, после переименования, стала называться кафедрой Отечественной истории. Умер 6 мая 1996 г., не дожив 3 дня до своего любимого праздника – Дня Победы над фашизмом.
За свой честный труд, человечность, доброту и скромность, заботу о молодых преподавателях Сергей Фёдорович заслужил самую светлую память о себе. Он награжден орденами Отечественной войны II степени, Боевого Красного Знамени; медалями; государственными знаками «Отличник народного образования РСФСР», «Отличник народного просвещения СССР», «Почетный работник высшей школы»; большим количеством Почетных грамот и благодарностей от партийных и советских организаций.
АВДЕЕВ ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВИЧ (1925-2007), доцент, декан факультета иностранных языков
ВОСПОМИНАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА
Я родился 30 марта 1925 г. в деревне Чеботаевка Колышлейского района Саратовской области. В 1926 г. родители переехали в поселок Орловка, что в двух километрах от Чеботаевки. Рано лишился родителей: отец умер в 1932 г., мать – в 1938 г. 1932-1942 гг. – учеба в Потловской средней школе, по окончании которой поступил в Пензенский пединститут на физико-математический факультет. 2 апреля 1943 г. был призван в РККА, в течение 6 месяцев проходил военную подготовку в полковой школе 11-й запасной бригады и по окончании был направлен под Ленинград, где готовились события по окончательному освобождению Ленинграда и Ленинградской области. Переброска войск была длительной и тяжелой. Несколько раз наш эшелон подвергался бомбежкам вражеской авиации. По мере приближения к Ленинграду бомбежки стали особенно частыми. Во время одной из бомбежек я был легко ранен и получил ожог 2-й степени левой ноги. По прибытии в Ленинград доставлен в госпиталь, где находился на лечении до конца января 1944 года. В начале февраля получил свое первое боевое крещение – участвовал в составе 166 сп (97 сд 42 армии) в форсировании р. Нарвы и захвате плацдарма на ее левом берегу (15 км южнее станции Итцехое (Эстония). В течение 10 дней наши войска находились под непрерывным обстрелом немецкой артиллерии и повторяющимися налетами авиации. Для развития успеха наступления и удержания плацдарма каждые три дня наше командование вынуждено было вводить в бой свежие силы. Лишь к середине февраля бои стал утихать. Потери в живой силе были большими с обеих сторон.
После боя 166 сп остался на плацдарме для укрепления первой линии обороны. Местность была тяжелой: болота, занесенные снегом, бесконечные рвы, заполненные водой.
Вскоре меня перевели в разведвзвод. Бойцы взвода занимались разведкой обороны противника, сбором сведений о его численности, выяснением задач на ближайшее время, а для этого вели непрерывное наблюдение за противником. Основным и самым надежным способом получения сведений о противнике было взятие «языка», для чего разведчики просачивались ночью через первую линию обороны в его тыл на 10-12 км и брали «языка» (живого немца), от него добывались необходимых сведений. Вот здесь мне и пригодилось знание немецкого языка, которое я получил в школе.
В июле 1944 года был направлен в Москву на курсы переводчиков. В марте 1945 после окончания курсов мне было присвоено звание офицера и переводчика 2 разряда. В это время боевые действия шли уже на территории Германии и ее военных союзников. Наши войска готовились к последнему и решающему сражению – к штурму Берлина.
Наша группа из 3-х переводчиков в конце марта прибыла на 1-й Белорусский фронт. Я был направлен в ЗУА, далее в 33 сд. Один из моих товарищей – в 8 гв. полк, а другой – в 5 танковую армию.
Началась большая и непрерывная работа по допросу военнопленных, которая проходила в следственной части ЗУА. Работа была изнурительной, но интересной. Спали всего 2-3 часа в сутки, а в конце апреля, 1 и 2 мая не спали совсем. Допрос пленных строился по определенным вопросам, да и допрашивали только старших офицеров и генералов (главарей Вермахта), а также приближенных Гитлера.
Для меня самым запоминающимся фактом был перевод подписанного Вейдлингом документа о капитуляции Берлина и допрос пленных немцев-полковников, стоявших во главе секторов обороны города Берлина. Они подробно рассказывали об организации обороны большого города и тактике ведения боя в нем. Они же подтвердили весть о самоубийстве Гитлера и его жены Евы Браун, указав на их нахождение в воронке от снаряда за бункером, где действительно были найдены.
2 мая я сопровождал двух пленных полковников, посланных для переговоров с немцами, которые продолжали сопротивление в укрепленных пятиэтажных зданиях, несмотря на документ о капитуляции, подписанный Вейдлингом. 3 мая в составе разведотдела 33 сд осматривал центральную часть Берлина, лежащую в руинах, и фотографировался у стен Рейхстага, на фасаде которого красовались уже надписи советских воинов.
9 мая 1945 г. был включен переводчиком в рекогносцировочную группу, которая выехала в г. Гарделеген (Н. Саксония) для проведения переговоров с представителями командования 5-й английской бригады по определению демаркационной линии (границы) между восточной (советской) и западной (английской) зонами оккупации. Работа группы продолжалась около 2-3 месяцев. Именно в это время и появился мой интерес к английскому языку. К концу работы в этой группе я довольно легко мог понимать английскую речь и выражать мысли на простом английском языке.
В конце августа группа в составе 15 человек (офицеры ЗУА) была направлена для работы в английской и американской зонах по репатриации советских граждан, угнанных в первые годы войны из западных областей СССР, а также военнопленных, взятых в плен и размещенных в различных лагерях на территории Германии. Задачей группы было выявление этих лагерей, перемещенных лиц и выявление желающих вернуться на Родину. Сотни людей удалось вернуть домой.
Одновременно переводчикам группы приходилось участвовать на Нюрнбергском процессе, переводить показания свидетелей из офицеров немецкой армии, подтверждающих как личности подсудимых, так и преступления, совершенные ими против человечества.
В течение 1947-49 годов работал в фильтрационных пунктах на демаркационной линии и переводчиком в немецких вновь формируемых войсках, которым в это время передавались функции по охране границ между зонами.
БУБНОВА ТАМАРА ВАСИЛЬЕВНА, ст. преподаватель кафедры ТОФВ
ТРУДНЫЕ ГОДЫ ОККУПАЦИИ
На начало войны мне было 6 лет и 5 месяцев. Но детская память очень острая и все помнит. Моя семья: папа Романчук Василий Иванович, мама Елена Тарасовна, брат Георгий и я, Тамара – проживали в г. Кировограде на Украине. С первых дней войны папа ушел на фронт. Летом 1942 г. немцы начали бомбить города Кременчуг, Таганрог и оккупировали их. Наш город постигла та же учесть. Я помню, как немцы въезжали на мотоциклах, в касках как победители. За ними шла тяжелая техника и грузовые машины с пехотой. Они выбирали себе дома для размещения штабов и солдат. Одним из таких домов стал наш, одноэтажный, кирпичный, с большим приусадебным участком. На этом участке жильцы разбивали клумбы, выносили сюда комнатные цветы. В наш двор по клумбам и цветам заезжали грузовые машины. Мама, как могла, их останавливала, но тщетно. Тогда она позвала бабушку, которая знала разговорный немецкий язык, так как служила в немецкой колонии Николаевской области. Но подействовать на захватчиков было невозможно.
Немцы выселили из нашего дома всех жителей, разместили там штаб, кухню, обслуживаемую нашими пленными. При этом штабе жили два немецких офицера: Ганс – типичный фриц, лысый в очках, жестокий; второй – Карл, красивый, кудрявый, добрый. Он иногда показывал нам фотографии своей жены и детей.
Вспоминается такой эпизод: 7 января (год не помню) ночь была ясная, морозная. Наш самолет начал бомбить аэродром. Мы все вышли на улицу, в том числе и немцы. Наблюдали за самолетом. Карл сказал примерно такие слова: «Вот сейчас подобьют самолет (так как его обстреливали), погибнет молодой пилот».
До прихода немцев в нашем доме жило трое мужчин: один – Лебедев – пошел служить в полицию, работал на немцев; другой – Тимофей Срибный – тоже был полицаем, но работал на нас; третий – Жорж Кулик – был радиолюбителем. Полицай Лебедев ходил с немцами и указывал им, где живут евреи. Их тут же отправляли в тюрьму. Кто не подчинялся, расстреливали на месте.
Сосед-радиолюбитель слушал по приемнику Москву. Однажды он высказался в присутствии Лебедева, что немцам скоро капут. На следующий день пришли немцы, выволокли его во двор, избили и увезли в тюрьму. Больше его никто не видел. В тюрьме был колодец, куда бросали полуживых людей и засыпали хлорной известью. Полицай Срибный помогал подпольщикам, спасал молодежь от депортации в Германию.
Мой дядя, мамин брат Д.Т. Зайченко, окончил в Киеве академию (какую не помню), попал в плен, бежал и пришел к нам домой. Он связался с подпольщиками. А когда с тало ясно, что за ним охотятся немцы, Срибный предупредил его. Дядя отдал маме на сохранение партийный билет, который она закопала в огороде. Подпольщики помогли Зайченко уйти к нашим. После его отъезда на утро появились немцы и полицай Лебедев. Они начали искать Зайченко: обыскали квартиру, изъяли картины, книги и другие вещи.
Немцы беспощадно казнили и русских, и украинцев, и евреев. Однажды мы с мамой пошли на базар. Полицаи и немцы согнали народ на площадь, где производили казнь партизан, на груди которых были прикреплены дощечки с надписью «партизан».
Немцы очень боялись моряков. Я видела, как они вели одного пленного моряка, вокруг которого была целая «коробка» солдат с автоматами. А когда потом, после изгнания захватчиков вели немецких пленных, их сопровождали только четыре наших солдата.
Немцы очень боялись заразных болезней, особенно тифа. Перед отправкой в Германию молодым юношам и девушкам сбривали волосы на голове, а лицо и тело хлыстали крапивой. При этом все тело покрывалось красными пятнами и горело. Когда немцы, входя в дом «тифняка», видели больного, то тут же выбегали из дома.
Немцы лояльно относились к детям. При них начали функционировать школы. Я ходила в первый класс. На Новый год нам даже дали подарки – кулек кукурузной муки и какие-то конфеты.
Во время оккупации в городе работал театр. На одном из спектаклей, когда в зале были высокопоставленные немецкие офицеры, с потолка упала огромная люстра. Немцы произвели аресты, казни, но зачинщиков этой акции не нашли.
Время, когда освобождали город, забыть нельзя. Была страшная бомбежка. Мы собрали необходимые вещи и бежали на восток из города. Прятались на окраине в глубоких погребах, а затем в освобожденном селе в школе. Когда наступило утро, и народ вышел на улицу, то у колодца увидели гордо шагающего «немца». Мужчины бросились на него и чуть не сбросили в колодец. Оказалось, что это русский: он раздел убитого немца и надел его форму.
Если во время оккупации немцы вели себя как завоеватели, то при отступлении они напоминали побитых собак.
Город освободили 8 января 1944 года. 9 мая 1945 г. объявили Днем Победы. На площади им. С.М. Кирова состоялся митинг. И дети, и взрослые побежали туда. Среди наших солдат, вернувшихся с фронта, я искала папу. Но его отправили на Японскую войну.
Мой папа, Романчук Василий Иванович, участвовал в трех войнах: Финской, Великой Отечественной войне и Японской. Он награжден двумя орденами Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Японией», юбилейными медалями по случаю победы в Великой Отечественной войне. Папа был дважды ранен. Умер он в 1977 году.
После освобождение города я продолжила обучение в школе и окончила ее в 1952 г., в этом же году поступила в Одесский государственный медицинский институт им. Пирогова, закончила его в 1958 г. В январе 1958 г. вышла замуж за Бубнова Андрея Владимировича, проживавшего в Пензе. Так я оказалась в этом городе. 7 лет работала в областном врачебно-физкультурном диспансере и 43 года в ПГПУ им. В.Г. Белинского.
ВИШНЕВСКИЙ КИРИЛЛ ДМИТРИЕВИЧ, доктор филологических наук, Почетный профессор
ХОДИЛИ МЫ ПОХОДАМИ...
Любые воспоминания, мемуары – вещь далеко не однозначная; тем более о войне. На подлинные впечатления наслаивается многое позднейшее: тут и книги – романы и чужие мемуары, и кинофильмы – документальные и художественные, и просто дружеские беседы за рюмкой водки... А читатель и слушатель ждет от ветерана героических эпизодов. Они-то, эти эпизоды, у одних были, а других – Бог миловал. Но для тех, кто хочет услышать, это все равно: подай ему героизм!
Между тем, хотя это и покажется «принижением» ветеранов, человек на войне видит и знает очень мало. Вот как пишет Виктор Некрасов в романе «В окопах Сталинграда» (а это одна из лучших – правдивых – книг на войне): «На войне ничего не знаешь, кроме того, что у тебя под самым носом творится. Не стреляет в тебя немец – и тебе кажется, что во всем мире тишь и гладь; начнет бомбить – и ты уже уверен, что весь фронт от Балтийского до Черного задвигался»....
А еще здорово сказано у поэта Эдуарда Багрицкого – это говорит герой его поэмы о гражданской войне «Дума про Опанаса»:
Что я знал? Коня, подпругу,
Саблю да поводья...
Если ты, конечно, не генерал. Да и генерал не всегда все знает.
К тому же и на войне есть быт. Повседневность. Она никому не интересна. Ну, кому это хочется знать, что вот сегодня я получил письмо из дома... Или достал у товарища лезвие и побрился, а то зарос, а старшина ругается... Сосед рассказал забавный анекдот, а на обед опять и опять пшенка... Это ведь тоже война.
22 июня утро было ясное солнечное, только после полудня чуть-чуть покрапало. Но с утра хорошо было: вчера повеселились, вечер-то был не выпускной, мы (я и мои дружки) закончили только девятый класс. Но все равно: сидим на излюбленном месте, на скамейке напротив нынешней картинной галереи (тогда здесь был горисполком), и думаем, куда девать два месяца чудесного безделья.
Это прояснилось быстро. На столбе, что напротив здания облвоенкомата, висел репродуктор – здоровенная такая четырехгранная труба. Нам видать издалека, что народ что-то остановился возле. Ну и мы туда. Остальное не нужно и повторять – Молотов говорил, заикаясь, но довольно твердо: «Война».
Ребятишки мы были лихие: Толя Иванов (впоследствии полковник генерального штаба, увы, он уже ушел), Лёва Кочетков (в 1943 пулеметчиком погиб на Украине), Женя Майстрович (зрение минус черт знает сколько, без очков и ложку ко рту не поднесет, тоже уже ушел – был главным технологом на московском заводе электродвигателей), Юра Зубов (под Кенигсбергом в башне танка Т-34 горел, тяжело ранен, но ничего – жив, хоть и не очень здоров, доктор наук, профессор, академик), ну и я. Я не могу о них не сказать. С ними прошла почти вся моя жизнь. Так же, как и с Анной Марковной, однокашницей, женой, вот уже без малого 60 лет разделяющей со мной горести и радости. Ну, да ладно.
Не помню, то ли в этот день, то ли назавтра в ДК имени Дзержинского был открыт призывной пункт. Вот мы и отправились туда (о, святая простота!) и потребовали, чтобы из нас (обязательно всех вместе) создали ... танковый экипаж!!!
Пожилой майор (наверное, из запаса) даже не улыбнулся, только сказал: «Идите, мальчики, еще успеете, навоюетесь!..»
Не сразу, но навоевались.
Но сначала всех школьников старших классов отправили на различные предприятия. Я работал на заводе № 163 – это нынешний «Электроприбор», «Эра». Делали мы хвостовые колеса и костыли для самолетов (это сначала, потом стали собирать и другое). Был я учеником токаря у Феди Фролова, которого вскоре наказал на 10 рублей: когда он ушел на обед, я самовольно обработал специальную гайку (это такое название, а по сути – стальной стакан в натуральную величину). Ну, естественно, я ее «запорол» (ну и нахал же был!).
Занимались мы военной подготовкой, рыли окопы вокруг Пензы – это уже осенью. Потом меня призвали и зачислили кандидатом в училище. Но нужны были всяческие проверки на благонадежность, и лишь в июне 1942 года я отбыл на четыре месяца в Ульяновск, а потом на фронт. Фронт был один и тот же, только названия менял: Брянский, Центральный, Белорусский, одним словом, у Рокоссовского. Если нужны боевые эпизоды, он хорошо о них написал в книге воспоминаний «Солдатский долг» – это подвиг 3-й истребительной противотанковой артиллерийской бригады, стоявшей вмертвую на позиции под знаменитой Ольховкой летом 1943 года, на Курской дуге (об этом упоминает и Жуков в воспоминаниях). Я оказался несколько причастен к этому сражению (нет-нет, не стрелял, а был офицером связи, была такая должность, вроде посыльного: доберись, посмотри своими глазами, вернись и доложи...) Получил медаль «За боевые заслуги», первая награда... Ну, это уже после. А пока в Пензе житие было трудным: голодное и без электричества. Мой отец, Дмитрий Петрович, был начальником медицинской части эвакогоспиталя 1648 – госпиталь располагался в Белинской школе. Начальником госпиталя был милейший человек Александр Иванович Левков, много лет работавший потом главврачом в областной больнице, а комиссаром – Михаил Иванович Инюшкин, тоже милейший человек, кстати, отец нынешнего профессора, доктора наук Н.М. Инюшкина...
Так вот, отцу полагалась ежедневная порция от завтрака, обеда и ужина. Эти только индивидуальные порции без добавок (в жизни отец был честнейший человек) он приносил домой, и так они с мамой питались. Я тогда уже офицер, половину своего жалованья по аттестату отправлял им. А это была капля в море. В Ульяновске на базаре буханка обычного ржаного (уж какой он был ржаной, бог его знает) стоила всего-навсего 400 рублей. Хотите знать, сколько получали перед войной в 1939 году (данные из материалов журнала «Огонек» № 44, 1990 год – уже можно было писать)? Амбулаторный врач (в Москве!) получал 350 рублей в месяц. Учитель – 300, квалифицированный рабочий – 120, офицер Красной Армии около 500. Потом немного прибавили, но не слишком. Моя первая получка ученика-токаря с учетом выработки была аж 100 рублей.
Я думаю, эти незначительные штрихи из тогдашней жизни, право же, намного интереснее и важнее, чем байка про то, «как мы их!..» и т.д.
После Курской битвы истребительные дивизии и бригады переформировали, я оказался не у дела, и направили меня вы только вдумайтесь в полный титул! – в 1-й гвардейский Донской дважды краснознаменный орденов Суворова и Кутузова танковый корпус! Во как! А в нем была 1-я гвардейская мотострелковая бригада, коей командовал генерал Филиппов, Герой Советского Союза. И тоже титул у нее был: гвардейская Калинковичская (город в Белоруссии, который мы освобождали) и тоже многих орденов. И стал я там помощником начальника штаба бригады.
Но неужто я так ничего из войны и не помню? Да нет, почему же. Вот вам один из героических эпизодов.
Бригада стояла в обороне, дело было все там же, в Белоруссии. Ночью пальба затихла, нас должна была сменять пехота. Я вылез из землянки (носившей громкое название «блиндаж»), курить очень хотелось. И воззвал к идущим мимо солдатикам: «Ребята, дайте закурить». В мою протянутую ладонь щедро насыпали махорки. В это время немец дал артналет, неожиданно. Рядом со мной была довольно глубокая яма, я в одно мгновение головой вниз очутился там. И что вы думаете, я выронил махорку? Ни в жисть!
ВИШНЯКОВА ЛЮДМИЛА АФАНАСЬЕВНА (1922-2003), доцент кафедры отечественной истории
ПЕРЕЖИВШАЯ БЛОКАДУ
Авт. А.Г. Иванчина
Военное лихолетье переломило судьбы значительной части советских людей, изменило их планы на будущее. В полной мере это можно проследить на судьбе Людмилы Афанасьевны Вишняковой.
Она родилась в селе Городище Пензенской области в семье служащего 29 сентября 1922 года. В 1941 году окончила среднюю школу №2 гор. Выборга Карело-Финской ССР и поступила в Ленинградский юридический институт имени М.И. Калинина, но мечта стать юристом не сбылась. Великая Отечественная война прервала учебу. С сентября 1941 года по февраль 1942 года находилась в блокированном Ленинграде. Как и все жители города, Л.А. Вишнякова принимала участие в строительстве оборонительных рубежей, баррикад и противотанковых препятствий на улицах Ленинграда. В начале сентября город был окружен немецкими войсками, прекратилось сухопутное сообщение с Большой землей, началась 900-дневная блокада. Ухудшилось положение с продовольственными запасами, была введена карточная система снабжения продуктами питания. Нормы продовольствия стали снижаться: в ноябре 1941 года рабочие оборонных предприятий получали по 250 грамм хлеба в день, а остальные жители – по 125 грамм, в декабре 1941 года нормы хлеба стали увеличиваться за счет примесей – на 2/3 он состоял из добавок. В городе начались цинга, дистрофия и голод. Иссякли запасы топлива, прекратилась подача электроэнергии, вышел из строя водопровод. Возросла продолжительность артиллерийских обстрелов: в ноябре она составляла 9 часов в сутки. За время блокады от голода умерли 641 тысяча жителей, десятки тысяч истощенных ленинградцев скончались во время эвакуации. Все ужасы блокады пришлось пережить и Людмиле Афанасьевне.
После прокладки военно-автомобильной «Дороги жизни» зимой 1941 – 1942 годов она была эвакуирована в тяжелом состоянии в село Нижний Шкафт Лунинского района Пензенской области. Поправив здоровье, стала работать сначала заведующей сельской библиотекой, а с сентября 1942 года по апрель 1943 года – учительницей начальных классов и старшей пионервожатой в Николо-Пестровской средней школе Пензенской области. В 1944 году выехала на учебу в Москву, но из-за состояния здоровья, подорванного блокадой, продолжить ее не смогла. Поэтому с октября 1944 года по декабрь 1945 года работала в Москве в столовой № 5 в качестве марочницы. В этом же году возвратилась в село Нижний Шкафт и продолжила работу в школе. В 1946 г. поступила на I курс историко-филологического факультета Горьковского государственного университета. В 1947 г. перевелась на II курс исторического факультета Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова, который окончила в 1951 году. Была направлена на работу в г. Благовещенск, в Амурский областной краеведческий музей в качестве заведующего отделом. В 1954 году стала членом КПСС. С 1954 г. по 1956 г. работала лектором Амурского обкома КПСС.
В 1956 году Л. А. Вишнякова переехала в г. Пензу, работала на заочном отделении в Пензенском педагогическом институте, а с сентября 1956 г. по январь 1961 г. – организатором лекции в Пензенском областном обществе «Знание». С 1961 г. по 1964 г. – ассистент кафедры истории КПСС в Пензенском политехническом институте. В 1967 году окончила аспирантуру МГУ. С августа по ноябрь 1967 года работала старшим преподавателем в Центральной комсомольской школе при ЦК ВЛКСМ. В 1971 году защитила кандидатскую диссертацию по теме «Идейно-воспитательная работа в комсомоле в годы восстановления народного хозяйства (1921 – 1925 годы)». С 1968 г. по 1987 г. – преподаватель кафедры истории КПСС Пензенского государственного педагогического института. В 1981 году ей присвоено ученое звание доцента. За время работы активно участвовала в общественной жизни института: избиралась секретарем партбюро кафедр общественных наук, была руководителем первичной организации общества «Знание», руководителем семинара пропагандистов Ленинского района г. Пензы, внештатным лектором Пензенского обкома КПСС. Л.А. Вишнякова была высококвалифицированным преподавателем. В процессе преподавания она на собственном жизненном опыте воспитывала у студентов чувство патриотизма и гражданственности. Большое внимание уделяла подготовке лекторов из состава студентов, руководила студенческим лекторием «Глобус». Несколько лет возглавляла Совет ветеранов института.
За работу по подготовке кадров народного образования в 1979 году была награждена Почетной грамотой Министерства просвещения РСФСР и республиканского Комитета профсоюза работников просвещения высшей школы и научных учреждений РСФСР. Умерла в 2003 году.
ГЛИНКОВА КСЕНИЯ ГАВРИЛОВНА (1915-2006), заместитель декана историко-филологического факультета
ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В ГОДЫ ВОЙНЫ
Авт. М.С. Ратушная.
После окончания 7 классов в 1930 году Ксения Гавриловна поступила в педагогическое училище. С 1934 по 1941 гг. работала учителем русского языка и литературы неполной средней школы. Она была единственным учителем с педагогическим образованием, хотела уехать в Пермь и поступить в педагогический институт, но райком не отпускал, объясняя это нехваткой кадров. Этот вопрос обсуждался два года. Удалось «сбежать» в Пермь только с началом Великой Отечественной войны. Через 3 месяца Ксению Гавриловну назначили на должность директора Дома пионеров. Этот период работы она считала самым интересным и счастливым временем своей жизни.
Однажды в отделе школ Обкома комсомола задумали организовать санаторий для детей, чьи родители сражались под Сталинградом и Ленинградом. И организовали. Здесь дети не только лечились и отдыхали, но и выполняли различные полевые работы, а также выступали с концертами перед колхозниками.
Ксения Гавриловна организовала слет пионеров в количестве 500 человек. Для этого даже ездила в Москву, где ходила по министерствам, директорам заводов, которые давали деньги, чем ощутимо помогли. В это же время училась на заочном отделении. Несколько раз просилась на фронт, не отпустили. В 1946 г. вернулась в институт на второй курс. Стипендия была очень маленькая. Работала секретарем на литературном факультете, начальником отдела кадров. В 1949 г. окончила институт с отличием и была «Молотовской стипендиаткой». В 1951 г. муж по конкурсу приехал в Пензу на должность проректора ПГПИ. В 1952 г. он скончался, и Ксения Гавриловна осталась одна с 3,5-летней дочерью на руках и трехмесячной беременностью. Работала в институте на полставки. Пришлось распродавать даже имущество.
В 1954 г. была назначена на должность проректора по заочному обучению. В 1958 г. о заочном отделении института вышел приказ Министерства просвещения РСФСР, в котором отмечалась значительная работа Пензенского пединститута по улучшению работы на заочном отделении, такая, как повышение качества учебных занятий, оказание систематической помощи студентам в их учебной работе в межсессионный период, составление для них методических писем, пособий, разработка лекционных курсов по ряду дисциплин; наведение порядка в учете контингента и успеваемости студентов.
С 1961 по 1968 гг. Ксения Гавриловна – старший преподаватель кафедры литературы, с 1968 по 1970 гг. – заместитель декана историко-филологического факультета. Весь этот период была бессменным преподавателем курса детской литературы, который разрабатывала сама при поддержке работников Ленинградского дома детской книги. В 1967 г. занесена в книгу почета ветеранов труда. Награждена медалями «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.», «За трудовое отличие».